
Кевин (актёр Эзра Миллер) - юноша, накануне 16-летия совершивший нечто, из-за чего погибли несколько его ровесников. Фильм строится как рассказ о буднях матери юного преступника "до" и "после". Причём в репортаже о "до" авторы докапываются аж до зачатия и беременности.
Жизнь знаменитой путешественницы Евы Хачадурян (Тильда Суинтон) была чётко поделена на счастливое время "до" рождения Кевина и хмурое "после", когда выстроенная ею стена отчуждения довела сына до белого каления.
Лейтмотив фильма - молчание матери в ответ на снова и снова выдвигаемые ребёнком обвинения. Кевин на разные лады спрашивает "мама, ты меня совсем не любишь?", и мама в ответ... молчит.
Любая не самая интеллектуальная, зато эмоционально мало-мальски развитая женщина влепит малышу по губам и пригрозит вымыть язык с мылом, если ещё раз посмеет ляпнуть, что он плохой и мама его не любит. Нормальный такой воспитательный жест. Ребёнок получит подтверждение, что мама не согласна с его пробным мизантропическим тезисом, и успокоится насчёт "любит/нелюбит". Прочие женщины, чей интеллект и эмоциональная сфера находятся в похвальной гармонии, рекламаций в свой адрес от детей вообще не получают.
В отличие от обычных женщин, Ева строит из себя современную начитанную мать - искреннюю, честную, старающуюся разговаривать с наглым шкетом на равных. В результате она даёт ему совсем не ту искренность, в какой нуждается всякий малыш. Он ждёт жеста, знака, любого проявления любви - а получает только словесное подтверждение интеллектуального признания. Что умный, это он и сам знает! Как узнать, любимый ли, нужный ли?


В течение многих лет нью-йоркская штучка Ева подпитывалась эмоциями извне. Отсюда страсть к экстремальным путешествиям. А сама по себе Ева необыкновенно скучна. Когда она раскрывает рот и выражает собственное мнение, сыплются банальности, а то и злобные нападки. Авторов фильма это не смущает, и они делают Еву успешной писательницей произведений нон-фикшн.

Став матерью, Ева далеко не сразу сгенерировала изнутри своего существа надлежащую бабскость и приземлённость чувств. Пока мать путём проб и ошибок училась выражать эмоции, как это делает любая женщина, у ребёнка уже сформировалось нездоровое к ним отношение. Мальчик сделал ход конём, чтобы заставить, наконец, маменьку испытать по отношению к потомку хоть какую-то понятную ему искреннюю эмоцию, - и жизнь героини снова поделилась на "до" и "после".
В своём по-новому осознаваемом "до" она была материально благополучной женой и матерью, центром притяжения всего семейства и, увы, неудачливым педагогом.

В своём нынешнем "после" она изгой, ежесекундно ожидающий нападения разгневанных сограждан. Заляпанные краской домишко и лобовое стекло - самая малая из неприятностей, ожидающих её там, где она сталкивается с чувствами окружающих.

Что поделать, общество считает госпожу Хачадурян виновной в чужих смертях. Она мать злодея. Для большинства окружающих ключевое слово - "злодей".
Для неё же (впервые) и для некоторых особо толерантных людей ключевым стало слово "мать". В бездне самоуничижения и публичной униженности, тем самым, сохранён потенциал возвращения к нормальной жизни. И действительно, Еву, казалось бы, сопровождают маленькие победы - то на работе коллеги прекращают политику бойкотирования, то сосед впервые поздоровался, то одна из жертв её сыночка даёт понять, что не выдвигает претензий, то чистосердечные соседские детишки впервые оставляют домик и машину Евы без свежих пятен краски. Но любое проявление нормальности тут же нивелируется очередной неприятностью, и константой существования Евы продолжают оставаться вынужденное одиночество и он, малолетний гадёныш, пакостник, драгоценный Кевин.

Итак, сугубо артхаусное кино о смятенной духом матери школьника, напавшего на одноклассников.
Камера дрожит умеренно, внутрикадровый монтаж внятен. Основную трудность при просмотре составляет непрекращающийся каскад флэшбеков, когда ориентироваться во времени и последовательности событий можно только по длине волос героини и возрасту её детей.
В нише аматорского рецензирования уже пошли первые гневные отклики на неумеренное использование в фильме красного цвета, но основным художественным недостатком я бы назвала некоторую неуклюжесть в попытке авторов обыграть субъективность взгляда матери на искривление поведения ребёнка.
Даже один кадр, "увиденный" не её глазами и не её памятью, меняет концепцию, а такой кадр далеко не один. Современный кинозритель достаточно продвинут, чтобы видеть, как его подключают в качестве дополнительного наблюдателя. Дискомфортное ощущение. Вынужденное вторжение зрителя явно противоречит нелинейности сюжета, построенного на ощущениях и воспоминаниях несчастной женщины.
В итоге, наверняка, фильм будет воспринят аудиторией как попытка объективно разобраться в некоей запутанной ситуации. Мне кажется, в этой связи авторам следовало учесть, что далеко не каждый зритель столь опытен и усидчив, чтобы понять, что "взгляд кинозрителя" - это, на самом деле, ответный взгляд сына на мать. Т.е., происходит столкновение двух субъективностей, и ничего "объективного" в фильме нет.


Основной же мишенью критики, несомненно, станет заложенный в фильм комплекс идей. Идей сомнительных, но на это и делалась ставка, очевидно.
Юный убийца красив, интеллектуален, умел, самостоятелен и предприимчив.
Такой социальной рекламы школьные маньяки совершенно не заслужили! Ни про одного из них никогда не сообщалось, что он мозг столетия, чемпион спортивных состязаний, похититель девичьих сердец и претендент на звание "стильный мальчик года". В этом же и суть, что школьные маньяки и их вариации - сплошь жалкие посредственности, разве нет? Но заснять противостояние Тильды Суинтон с дряблокожим, прыщавым и скучным ничтожеством - фестивальных призов не видать. А призов, очевидно, хотелось. Что повлияло на черты лица Кевина и разворот плеч.

Далее. Авторы периодически подчёркивают ложность гармонии семьи, где внешнее благополучие обязательно разъедается изнутри некими противоречиями.
Данная семья словно бы живёт в некоей изоляции: у Кевина нет приятелей, у его сестры и матери нет подружек, и только телефонный звонок намекает, что где-то за пределами кадра существует бабушка. Замкнутость современной ячейки западного общества на самой себе явно планировалось преподнести в качестве источника и составной части школьного маньячества. Но согласиться с авторами нет никакой возможности. Самоизоляция, стремление избегать общения - признак социальной неполноценности. Сооответственно, интеллектуальные и материально благополучные люди никогда не живут изолированно от окружающих, обязательно вписываются в какое-то сообщество, а то и сами его создают вокруг себя. Спрашивается, в чём тогда пафос одиночества семьи Кевина.

Да, группу риска составляют замкнутые, малообщительные подростки, не имеющие нормальных дружбанов. Это внехудожественное знание, газетная констатация. Рассмотреть её на уровне художественного обобщения авторы пытались путём создания искусственной, выпяченной, абсолютизированной ситуации "сильный сын против слабой матери: один на один лицом к лицу". В этой искусственности теряется контакт со здравым смыслом зрителя. Словно бы авторы настаивают на невозможности притормаживать развитие в детях катастрофических социальных девиаций. И в самом деле, если истоки проблем в иррационально воспринятом искривлении семейного пространства, чего и надеяться на профилактику последующих гнусных явлений.

Постепенно рассказ приближается к кульминации - разъяснению, какое же конкретно чудовищное событие сделало героиню отверженной, и почему она оставлена без поддержки остальных членов семейства. Именно в этот момент фильм
Но даже если согласиться на сюжетные абстракции, в самой теме рассматриваемого кинопроизведения нет никакого фундаментального открытия. Скажем, когда болгарский фантаст Павел Вежинов конструировал художественный мир вокруг не умеющего воспринимать любовь ребёнка (повесть "Белый ящер"), он пошёл на сознательное усиление фантастических составляющих фабулы, рассмотрел ситуацию как изначально условную. Художественная достоверность у болгарского писателя возникала не из реалистичности социальных взаимосвязей Белого Ящера, а из неприятия самим читателем того эмоционального вакуума, вырваться из которого и попытался герой посредством человекоубийства в погоне за остротой ощущений. Белый Ящер убивал для себя и находил в читателях какой-то смутный отклик - не оправдание, но хотя бы понимание. Кевин убивает напоказ для матери, и увидеть в этом хоть какое-то сопоставление с собственными чувствами кинозрителю вряд ли удастся.
Ни любви, ни гнева. Чужая история.